Сейчас многие предприниматели столкнулись с тем, что необходимо искать средства на развитие бизнеса и запускать продукты, более востребованные и конкурентные на рынке. Как ощущают себя в данной ситуации стартапы — молодые компании без подтвержденной бизнес-модели? Что происходит с венчурным финансированием в России? Каким образом новые технологии влияют на трансформацию компаний и потребительских привычек?
Мы поговорили об этом с экспертом Евгением Борисовым, партнером инвестиционной компании KAMA FLOW. Он рассказал про мировые тренды, венчурные инвестиции в стартапы и возможности, которые сейчас открываются для бизнеса. Интервью взяла Ольга Чернокоз, руководитель IT медиахолдинга «Регионы России». Встреча прошла в рамках медиагостиной РЕГИОНЫ РОССИИ при поддержке Торгово-промышленной палаты РФ. Смотрите также видеоинтервью по ссылке.
Венчурное инвестирование подразумевает вложения в высокорисковые бизнес-проекты. Как оно действует в условиях, когда ставка ЦБ превышает 20%? Стоит ли вообще рисковать и инвестировать вместо того, чтобы положить деньги на депозит?
На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа. Ставку и вообще макроэкономику сейчас не обсуждает только ленивый. Безусловно, этот фактор влияет на все сегменты бизнеса, включая венчурный рынок. Наша индустрия, как одна из наиболее чувствительных к изменениям, активно реагирует на подобные вызовы. Если ответить на вопрос «жив ли пациент или мертв», то очевидно, что игроки на рынке есть, и сделки заключаются.
Термин «венчурный рынок» – не универсальный. В США одна венчурная реальность, в Китае — другая, в Израиле – третья. Российский рынок часто сравнивают с американским или китайским, однако ближе всего он к континентальной модели, поскольку формировался в 2000-е годы во многом благодаря участию Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), переняв подходы, характерные для этого региона. Тем не менее, сегодня индустрия, как и её западные аналоги, сталкивается с трудностями, вызванными завершением эпохи «вертолетных денег» и экономическим кризисом.
Российский венчурный рынок всегда был самобытным. Предлагаю говорить не просто про венчур, инвестиции и фонды, а про более широкое понятие — сектор прямых инвестиций в технологические компании. Этот сегмент охватывает как зрелые компании, так и студенческие стартапы. Такой рынок, конечно, жив и даже переживает бурный рост под воздействием технологических стимулов.
Одним из ключевых драйверов является военная повестка. Многие отрасли получают серьезный технологический запрос, что делает их особенно востребованными. Кроме того, в экономике стало больше денег. Значительная часть капитала остается внутри страны и формирует внутренний рынок благодаря реинвестициям и сохранению средств на счетах.
Что касается ставки Центробанка, здесь важно отметить несколько ключевых аспектов. Распространено мнение, что венчурный рынок в России — это спекулятивная среда, где инвесторы покупают и продают активы, получая быструю прибыль. Но на самом деле венчурный инвестор — это самый долгосрочный игрок. Например, мы удерживаем активы в портфеле от 5 до 10 лет, а иногда и дольше. Эта практика универсальна для всех рынков — российского, американского, китайского. В нашем портфеле есть компании, с которыми мы работаем уже более 7 лет и продолжаем их активно развивать.
То есть вы заинтересованы в их развитии?
Безусловно, мы заинтересованы, но вопрос высокой ставки и инвестирования в таких условиях требует другого подхода. Наши инвестиционные горизонты значительно превышают текущую рыночную волатильность. Мы оцениваем перспективы на 3 года и более. Да, высокая ставка осложняет привлечение кредитов и инвесторов, а конкурировать с депозитами становится крайне сложно. Однако на длинной дистанции эти факторы теряют свою значимость — это первый аргумент в нашу пользу.
Второй ключевой момент: мы оцениваем успех через «иксы» — ищем компании, которые способны вырасти в десятки или сотни раз. Если ваша цель — доходность в пределах 20–25%, это не тот уровень, который конкурентоспособен в нашей реальности.
Важно подчеркнуть, что мы работаем исключительно с институциональным капиталом, а не с частными инвесторами. Привлекая средства в наши фонды, мы гарантируем, что на длительном горизонте будет обеспечен стабильный рост портфеля. Усредненная доходность в таких условиях обычно превышает текущую ставку. Годовые показатели могут быть сравнимы с теми же 20–25%, даже если ставка изменяется.
Несмотря на сложную экономическую ситуацию для прямых инвестиций в данный момент, на горизонте 5–8 лет, что соответствует стандартному сроку существования фонда, мы компенсируем эту неопределенность за счет многократного роста (иксов). Это позволяет нам нивелировать привлекательность депозитов и конкурировать даже в неблагоприятной конъюнктуре.
Евгений Борисов является партнером частной инвестиционной компании KAMA FLOW, созданной в 2013 году. Фото предоставлено компанией
КАКИЕ ФАКТОРЫ ФОРМИРУЮТ ВЕНЧУРНЫЙ РЫНОК, А КАКИЕ — НЕТ
Вы сказали, в Европе достаточно большие проблемы с венчурным инвестированием. А как обстоят дела с рынком США?
Ситуация на американском рынке достаточно ясна. Во-первых, это рынок с высокой ликвидностью, где всегда было много избыточных финансовых ресурсов. Важным фактором является участие крупнейших пенсионных фондов, которые могут размещать часть своих активов в высокорисковых проектах. В США пенсионный капитал играет ключевую роль: обычно 2–3% его активов инвестируется в венчурные фонды. В России такой возможности нет.
Во-вторых, во время пандемии COVID-19 в штатах напечатали много денег, которые дошли и до венчурных управляющих. Это вызвало резкий рост раундов финансирования, многие из которых достигали сотен миллионов долларов. В этот период инвестировали даже в проекты, которые в других условиях не привлекли бы такого внимания. Были распространены разговоры о том, что компании могут стать «единорогами» за три-пять лет, что само по себе стало рыночной аномалией.
Сейчас рынок переживает обратный цикл — системную переоценку активов. Средний размер раундов финансирования сократился в разы в некоторых отраслях, а сроки привлечения нового раунда увеличились — с нескольких месяцев до нескольких лет.
Термин «венчурная зима» тут не очень подходит. Скорее, мы наблюдаем нормализацию рынка после аномального периода гиперликвидности. На фоне этого уже заметно оживление, связанное, например, с эйфорией от смены администрации в Белом доме. Американские фонды, которые в последние годы инвестировали менее активно, начали анонсировать новые сделки и запуск новых фондов. По прогнозам, с 2025 года рынок войдет в новый цикл роста. Однако текущие показатели, если сравнивать их с реалиями 4-5-летней давности, остаются довольно скромными.
Также интересно узнать про венчурный рынок Объединенных Арабских Эмиратов. Многие стартаперы едут туда, бьются во все двери и в итоге уезжают ни с чем. Насколько он переоценен?
В этом году стало очевидно, что рынок ОАЭ состоит из двух основных компонентов. С одной стороны, это небольшая группа инвесторов, исторически заработавших на криптовалюте. Это бизнес-ангелы, например. В этом интернациональном сообществе не более сотни человек. Однако их ликвидные активы ограничены, и они не способны существенно влиять на развитие рынка.
С другой стороны, рынок заметно подогревают так называемые «инфоцыгане». Они создают иллюзию активного венчурного рынка, который в реальности отсутствует. Местный рынок преимущественно ориентирован на западных вендоров: арабские компании используют их технологии, практически не развивая собственные изобретательские школы. Большинство стартапов, появляющихся в ОАЭ, представляют собой клоны уже существующих технологий и бизнес-моделей.
Несмотря на наличие значительных финансовых ресурсов, включая активы суверенных фондов, в ОАЭ отсутствует полноценная экосистема для венчурного рынка: нет массового потребителя, инвесторов, пайплайна проектов. Исключением можно назвать компанию Careem — локальную экосистему наподобие российского Яндекса, включающую доставку, службу такси и маркетплейс. Этот стартап успешно вышел на рынок, что стало возможным благодаря удачному стечению обстоятельств. Бывшие акционеры Careem позже стали венчурными инвесторами, что демонстрирует положительный эффект подобных успешных кейсов. Однако это скорее единичный случай, чем показатель наличия полноценного венчурного рынка в регионе.
Насколько я знаю, в Саудовской Аравии хотели создать условия для развития стартапов, например, парк для айтишников.
Саудовская Аравия демонстрирует большую автономию в реализации своей технологической политики. Если говорить о технологическом суверенитете, страна ориентируется не только на США и Китай, но и активно сотрудничает с Россией. И это партнерство охватывает широкий спектр сфер, включая нефтегазовый сектор, городское планирование и здравоохранение.
Однако, несмотря на создание инфраструктуры и введение льгот для бизнеса, в Саудовской Аравии венчурного рынка тоже нет. Развитие венчурной экосистемы зависит от других ключевых факторов, среди которых можно выделить три основных. Во-первых, наличие сильной научной школы, включающей профессорско-преподавательский состав, многолетнюю изобретательскую базу и фундаментальную науку. Такие условия могут себе позволить только несколько стран.
В Саудовской Аравии отсутствует сильная научная база, необходимая для формирования венчурного рынка. Глобальные университеты, открывающие филиалы в стране, зачастую выполняют лишь имиджевую функцию. Привлечение команды из крупной компании, например Volkswagen, и заключение с ней контракта на разработку технологий может временно решить локальные задачи, но не создаст устойчивой экосистемы. Исторически переломить такую тенденцию удалось только СССР и Китаю, которые смогли построить собственные центры научных исследований и инноваций. К сожалению, страны Ближнего Востока, Латинской Америки и Восточной Африки пока не входят в этот список.
Второй ключевой фактор становления венчурного рынка – квалифицированные потребители инноваций, особенно в сегменте b2b. Новые решения должны разрабатываться с учетом интересов крупных индустриальных заказчиков. В Саудовской Аравии таким заказчиком может стать разве что национальная нефтяная компания SaudiAramco. Для сравнения, в США крупнейшими потребителями инноваций выступают аэрокосмическая, авиационная и оборонная отрасли, что способствует появлению крупных и успешных стартапов.
Наконец, для развития венчурного рынка необходим диверсифицированный и квалифицированный капитал. Это предполагает наличие множества игроков — венчурных фондов, бизнес-ангелов и платформ, которые конкурируют между собой и формируют полноценную рыночную экосистему. В Саудовской Аравии уже действуют суверенный фонд, технологический венчурный фонд при SaudiAramco и несколько других участников. Однако локальный рынок пока остается недостаточно насыщенным предложением капитала. В связи с этим маловероятно, что в ближайшем будущем мы увидим саудовских «единорогов», созданных местными предпринимателями и инвесторами.
ИНВЕСТИЦИИ ОТ КОРПОРАТИВНЫХ ФОНДОВ И ГОСУДАРСТВА
Последние 2−3 года я наблюдаю за созданием новых венчурных фондов. В основном они появляются при крупных компаниях, например, МТС, Вымпелком. Чем вызвана эта тенденция?
Вы правы, корпоративный венчурный капитал в последние пару лет действительно превалирует. Согласно исследованию Dsight «Венчурная Евразия», впервые за всю историю наблюдений корпоративные венчурные фонды заключили больше сделок, чем остальные участники рынка, включая государственные и частные фонды. Это необычная ситуация, хотя на европейском рынке корпоративные фонды уже давно занимают значительную долю, достигая до 50% всех инвестиций. Однако важно отметить, что в Европе такие фонды часто действуют независимо от своих материнских компаний, реализуя собственные инвестиционные стратегии.
В России корпоративные фонды, такие как МТС StartUpHub или «Хайв» от «ВымпелКома», гораздо сильнее связаны с материнскими компаниями, которые активно участвуют в процессе принятия решений. Также есть примеры фондов, созданных при участии государства и бизнеса, например, Фонд развития интернет-инициатив (ФРИИ).
Скорее, мы наблюдаем не столько бум корпоративного капитала, сколько значительный дефицит частного или квази-частного венчурного капитала. На фоне отсутствия новых частных фондов создается впечатление, что корпоративные фонды доминируют, хотя это скорее отражение общего дисбаланса на рынке.
7–8 лет назад на Московском экономическом форуме госкорпорациям поручили активно создавать венчурные фонды. Однако сегодня таких корпоративных фондов осталось немного — не более 10 действительно активных. Тем не менее, их деятельность оживляет рынок.
Мы, частные управляющие, работаем совершенно иначе. В отличие от госкорпораций, мы гораздо более чувствительны к изменениям рыночной конъюнктуры. Последние годы, отмеченные высокой волатильностью, сделали процесс создания новых фондов значительно сложнее для нас. Если корпорация принимает решение, то, как правило, реализует его в срок, используя административные ресурсы. Частные управляющие, напротив, вынуждены адаптировать свои бизнес-модели и подходы к взаимодействию с потенциальными инвесторами.
В конце 2023 года мы собрались с экспертами в МТС, чтобы обсудить перспективы новых фондов и сделок на 2024 год. Однако в реальности таких сделок оказалось немного. Это связано, на мой взгляд, с определенным параличом институтов развития. Даже при поддержке крупных организаций активность остается недостаточной. Тем не менее, существуют планы по развитию фондов у таких игроков, как ВЭБ.РФ и других участников рынка.
Как вы считаете, государство и венчурные инвестиции вообще совместимы?
Позволю себе высказать непопулярное мнение: участие российского государства в венчурных инвестициях остается минимальным. Для сравнения, на американском рынке за многими фондами стоит государственная поддержка, например, через NASA, или финансирование осуществляется через госзаказ и плановые программы поддержки стартапов. Если проанализировать сделки в смежных и перспективных секторах, можно обнаружить участие таких структур, как венчурный фонд Пентагона. Это пример системной и долгосрочной работы.
В России ситуация иная. Наше государство меняет правила игры. С одной стороны, мы строим фонды фондов и анонсируем их, с другой — эти проекты нередко «растворяются. В то же время заметно стимулирование частных инвесторов, например, через предоставление финансирования для фондов или инвестплатформ. Это позитивная тенденция, но она имеет свои особенности.
Примером может служить мера по компенсации НДФЛ для бизнес-ангелов: инвестор вкладывает средства в проект и получает налоговый вычет. Это понятная и четко отрегулированная инициатива, которая создает стимулы для частных вложений. Однако такая политика, при всех ее преимуществах, иногда оказывает давление на профессиональных инвесторов, у которых нет такой льготы. То есть создается искусственная диспропорция на рынке. Затем этот же стартап приходит к нам и предлагает организовать следующий раунд. Но как это реализовать, если первоначальная оценка уже зафиксирована? В такой ситуации, если я предложу вложения по оценке, которая соответствует рыночным реалиям и устраивает меня, это может существенно обесценить долю и демотивировать раннего инвестора.
А почему они не могут развиваться дальше после финансирования?
Любой венчурный проект развивается от раунда к раунду, двигаясь по так называемой венчурной лесенке. На вершине этой лестницы стартап либо превращается в корпорацию, либо выходит на IPO, либо продается стратегическому инвестору. Этот процесс непрерывен, и я еще не встречал случаев, когда единственного промежуточного раунда от бизнес-ангела было бы достаточно. Если стартапу достаточно, скажем, 20 миллионов рублей, зачастую проще взять кредит или занять деньги у знакомых, чем привлекать раунд и отдавать долю в компании.
Важно понимать, что на каждом этапе развития действуют свои правила, своя оценка и свои типы инвесторов. Ошибка на этом пути может заблокировать переход на следующий этап. С учетом дефицита капитала в стране нельзя полагаться на принцип «не дал один инвестор — даст другой». Необходимо четко понимать стратегию и последовательность действий. Мы видим, как некоторые компании успешно продвигаются вверх по венчурной лестнице, включая выходы на IPO. Однако сейчас рынок переживает коррекцию и находится в «красной зоне», что во многом связано с высоким уровнем ставки.
Что касается участия государства, оно заметно в большинстве действующих фондов. Я делю их на три категории: государственные, частные и квази-государственные. Последние превалируют на рынке — в них инвестируют госкорпорации или компании, выполняющие госзаказ. Это позитивный момент, поскольку государство по своей природе должно быть более терпимым к рискам, включая возможность потери капитала. Частные инвесторы, в свою очередь, часто ориентируются на действия крупных игроков, например, если «Газпром нефть» инвестирует, значит, к проекту можно присоединиться. Такая логика оправдана, и государство в этом контексте должно задавать тон и быть примером.
КТО УСПЕШНЕЕ — МОЛОДОЙ СТАРТАПЕР ИЛИ ОПЫТНЫЙ?
Многие говорят про университетские стартапы, которым выдают по миллиону рублей на развитие. Почему их решили поддержать?
Действительно, это уже стало притчей во языцех. Минобразование РФ прилагает значительные усилия в рамках федерального проекта, направленного на развитие университетского технологического предпринимательства. Корпорации также активно включаются в этот процесс, например, Сбер, для которого это направление стало частью общего тренда.
Стоит учитывать, что венчурный рынок крайне цикличен. Примером может служить появление ФРИИ десять лет назад. С одной стороны, фонд внес большой вклад в развитие рынка, задав правила его формирования. С другой стороны, будучи единственным серийным инвестором, он создал ситуацию, когда через два года на рынке практически не осталось новых стартапов — все перспективные проекты уже прошли через акселератор ФРИИ. Таким образом, фонд и ликвидность были, но проектов для инвестиций не хватало.
Рынок развивается циклами, и задача регулятора — не допустить дефицита на любом из этапов. Если на самом раннем уровне возникает нехватка входящих проектов, то о выходах на IPO и речи быть не может — просто некому будет пройти этот путь. В тот момент появилась интересная, хотя и неоднозначная идея: дать студентам возможность реализовывать себя как предпринимателей. Это, по замыслу, должно было создать большое количество стартапов.
В вузах начали открывать стартап-студии при поддержке Минобразования, а затем появились университетские венчурные фонды. Одним из таких фондов мы управляем. Это успешная и рыночная программа. Более того, это редкий случай, когда государственные средства выделяются на условиях, соответствующих лучшим рыночным стандартам. Интересно, что в некоторых фондах с частными инвесторами условия менее привлекательны, чем в подобных государственных программах.
Насколько это поможет увеличить воронку проектов?
Это непростой вопрос. В свое время коллеги в США проводили исследование, которое показало, что средний успешный стартапер — это человек в возрасте около 50 лет или старше с четко выстроенной карьерной траекторией. Обычно это профессионал, который прошел путь от работы в корпорации или академии до создания собственного бизнеса и своего первого успешного стартапа. Такой человек обладает большим опытом и глубоким пониманием рынка.
Некоторые приводят в пример студентов, таких как Марк Цукерберг, но это скорее исключение, чем правило, и не должно быть основой для анализа рынка. Поэтому ожидать, что университетский стартап сразу выстрелит, не стоит. Скорее, это станет практикой, через которую молодые люди смогут определить свой карьерный путь: остаться в академической среде или попробовать себя в предпринимательстве.
У нас сложилось собственное представление о том, что такое хороший университетский стартап. Это проект, где научным руководителем выступает уважаемый профессор, в команде работают аспиранты под его руководством, а студенты дополняют эту группу. Вряд ли успешный проект может быть создан только студентами. Мы активно взаимодействуем с университетами и считаем, что молодым людям важно искать наставников среди состоявшихся предпринимателей или научных руководителей.
Сейчас наблюдается определенный интерес к университетским проектам, но это временный тренд, который, скорее всего, ослабнет в ближайшие пару лет. Тем не менее, он может стать важной отправной точкой для многих студентов на пути к осознанному выбору карьеры.
Давайте поговорим про деятельность вашей компании. На что вы опираетесь при отборе проектов?
Отмечу, что мы позиционируем себя не как фонд, а как управляющая инвестиционная компания. На данный момент под нашим управлением находятся четыре фонда. Компания KAMA FLOW представляет собой группу фондов с различными инвесторами. Формат нашего участия в каждом фонде варьируется: где-то мы активно вовлекаемся в развитие бизнеса, а где-то придерживаемся более пассивного подхода.
Российский и в целом европейский рынок наиболее удобен для управляющих, которые работают с широкой линейкой фондов. Фокусироваться на одной теме, нише или стадии здесь крайне сложно из-за неглубокой структуры рынка. Что объединяет все фонды внутри нашей компании? Это общая база знаний, бизнес-процессы и подходы, которые мы применяем на всех этапах — от поиска проектов до их сопровождения и развития.
Недавно мы организовали встречу предпринимателей из наших портфельных компаний в кластере «Ломоносов». На мероприятие приехали 50 человек, большинство из которых — зрелые профессионалы в возрасте от 40 лет, но были и молодые ребята. В основном к нам приходят серийные предприниматели, которые запускают не первый стартап. Первый вопрос, который нам задают инвесторы, когда мы привлекаем их в фонд: где и как мы ищем проекты?
Наш подход включает несколько ключевых этапов. Мы внимательно отслеживаем тренды, анализируем информационные каналы и базы знаний, чтобы выделить лидирующие темы. Внутри каждой темы находим перспективные стартапы. Для этого мы посещаем конференции, работаем с акселераторами, устраиваем нетворкинг и взаимодействуем с кафедрами университетов и лабораториями в регионах, где есть интересные НИОКР. Эта работа требует времени и усилий, но погружение в реальный сектор позволяет находить команды и стартапы, которые идеально подходят для наших фондов.
Интересно, что многие из этих проектов не воспринимают себя как стартапы. Они сосредоточены на своей работе, часто не планируют привлекать венчурные инвестиции и являются лучшими в своем классе. Например, компания, которая производит уникальную деталь для iPhone и успешно работает из небольшого городка. Подобных проектов сотни тысяч, и наша задача — их найти.
Евгений Борисов также рассказал на радио «Серебряный дождь», как инвестору и проекту найти друг друга. Фото взято из телеграм-канала KAMA FLOW
МАСШТАБ ПРОЕКТА, НОУ-ХАУ И КОМАНДА: ЧТО ВАЖНО ДЛЯ ИНВЕСТОРА
Когда вы уже подобрали проект и планируете в него вложиться, что может стать красным флагом?
Во-первых, важно обращать внимание на основателей стартапа и их команду. Венчурные инвестиции — это долгосрочные вложения, предполагающие постоянное взаимодействие с предпринимателями. Здесь важно наличие эмпатии и взаимопонимания на уровне коммуникации. На первых этапах мы нередко допускали ошибки: выбирали перспективный проект, закрывая глаза на личные качества основателя. Такой подход недопустим.
Во-вторых, мы всегда оцениваем наличие уникального ноу-хау. Основное направление наших инвестиций — DeepTech (глубокие технологии, основанные на научных открытиях и инженерных инновациях, — прим. ред.). Мы уделяем много времени изучению проекта, анализу патентов и привлечению независимых экспертов. Важен детальный фидбек, который помогает нам составить объективное представление о проекте. После этого мы откровенно обсуждаем свои выводы с фаундерами. Это может быть разговор о том, что их идея нуждается в доработке, или, наоборот, подтверждение, что мы видим в них настоящий «бриллиант». Если в проекте нет уникального ноу-хау, скорее всего, мы не будем в него инвестировать.
В-третьих, масштабируемость проекта. Это ключевой и порой непростой момент: бизнес-модель должна быть реально масштабируемой. На вопрос «какой рынок вам нужен?» мы отвечаем, что минимальный объем достижимого рынка в России или ближнем зарубежье должен составлять хотя бы 5 миллиардов рублей. Если этот критерий не выполняется, проект теряет смысл для нас.
Для венчурного инвестора нужен большой рынок, который продукт сможет занять в перспективе 5 лет?
Можно помечтать, что это произойдет через 2–3 года, но жизнь часто вносит свои коррективы. Предприниматель Питер Тиль однажды сказал, что инвестирует только в монополии — продукты, которые могут стать первыми в своем классе и завоевать непререкаемый авторитет на рынке. Его подход наглядно иллюстрируется примером инвестиций в Facebook (продукт компании Meta, признанной экстремистской организацией в России).
Наш подход немного отличается, поскольку мы корректируем масштабы под реалии российского рынка. Тем не менее, сама идея остается верной: необходимо создавать качественный продукт, четко понимать свою нишу и стремиться занять в ней, как минимум, лидирующую позицию.
Значит, стартаперу мало что-то создать и выйти на самоокупаемость, он должен иметь видение будущего.
Эта история не про деньги — это особенно важно. Не про мгновенное достижение цели или финансовый успех. Очарование предпринимательства теряется, когда сотрудники начинают работать только ради зарплаты. У нас есть пример из одного проекта: человек целый год не получал заработную плату, но продолжал нанимать людей и развивать компанию. Очевидно, что он готов пройти через сложные времена и, скорее всего, добьется успеха. Если вашей целью является быстрый заработок, это совершенно другой путь, не подходящий для стартапера. Достаточно взглянуть на биографии миллиардеров и основателей компаний: первые годы они часто буквально существовали без денег, вкладывая все в развитие бизнеса. Таких людей, конечно, очень немного.
Можно ли стартап вести интуитивно? Когда человек не планировал большой проект, но нашел свою нишу и сделал продукт, который возможно масштабировать.
Отвечу вопросом на вопрос: вы верите, что в старшей школе можно, не подготовившись к уроку по алгебре, выйти к доске и дать правильный ответ? Талантливый ученик с хорошей базой знаний, возможно, сможет импровизировать, но это скорее исключение. То же самое касается стартапов. Безусловно, талант играет большую роль, но без «матчасти» далеко не уедешь. Как и у доски, в стартапе нельзя полагаться только на интуицию. Рано или поздно исполнение становится важнее, чем талант основателей или ноу-хау проекта.
Кто-то, конечно, может построить прибыльный бизнес, например, сеть барбершопов, полагаясь на интуицию и здравый смысл. Но стартапы — это про экспоненциальный рост, где цена ошибки слишком высока, чтобы позволить себе промахи. Именно поэтому так важны профессиональные инвесторы.
Сначала это бизнес-ангелы, которые помогают основателям получить базовые навыки. Затем профильные фонды, такие как наш, которые учат работать с корпоративными финансами, управлять лидами и особенно выстраивать команду. Управление талантами и их мотивация — один из ключевых факторов успеха. На более поздних стадиях подключаются крупные фонды, которые акцентируют внимание на финансовой дисциплине и масштабировании.
На каждом этапе стартапу важно хорошо исполнять задачи, соответствующие уровню развития. Иначе его ждет поражение.
ТРЕНДЫ БУДУЩЕГО И СМЕНА ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ ПРИВЫЧЕК
Вы наверняка анализируете и смотрите на перспективы разных отраслей, технологий, к примеру, искусственного интеллекта. Какие глобальные тенденции вы видите в развитии мира?
Я считаю, что венчурные инвесторы — это люди, которые обязаны быть трендвотчерами. Они должны внимательно следить за тем, что происходит в обществе, экономике и технологиях. Неудивительно, что в новой команде Трампа почти каждый второй — венчурный инвестор. Эти люди всегда на острие, они умеют адаптироваться к изменениям. В условиях текущей нестабильности, когда мир переживает социальные и экономические перемены, венчурные инвесторы особенно чутко реагируют на тренды.
Что мы наблюдаем? За последние пять лет, до взрывного роста интереса к искусственному интеллекту, активно обсуждались облачные технологии. До них в центре внимания находились BigData. Эти технологии стали сквозными, то есть универсальными инструментами, которые пронизывают все сферы. Сегодня уже невозможно представить стартап или проект, который обходился бы без них.
Есть популярное мнение, что в гонке за лидерство в ИИ победит тот, у кого больше данных и больше инвестиций, как, например, у США. Однако это не совсем так. Сегодня практически все модели ИИ открыты, базы данных для работы с искусственным интеллектом доступны, и практически все пользуются одними и теми же инструментами. В результате разрыв между игроками оказался значительно меньшим, чем многие ожидали.
Поскольку разрыв между игроками в сфере искусственного интеллекта сокращается, стоимость разработки утилитарных продуктов также снижается. В ближайшие 2–3 года мы увидим повсеместное проникновение ИИ во все сферы деятельности. Это неизбежно повлияет на рынок труда. Однако эксперты сходятся во мнении, что ни одна технология не приведет к массовому сокращению рабочей силы. Вероятнее всего, снизится спрос на работников интеллектуального труда, которых частично заменят ассистенты на базе искусственного интеллекта. Это фундаментальное изменение.
Кстати говоря, оно сильно затронет художественную деятельность. Мы уже видели, на что способен искусственный интеллект в создании медиаконтента. При этом планка требований к качеству контента снизилась, а частота контактов с аудиторией возросла. Теперь необходимо создавать больше доступного и качественного контента. Это первый важный тренд, который нужно учитывать и осмыслять.
Если вы не используете такие инструменты, как ChatGPT или другие нейросети, вы рискуете отстать. Мы, например, активно применяем отечественный GigaChat, который помогает нам принимать решения и работать с воронкой проектов.
Ольга Чернокоз руководит IT медиахолдингом, который занимается разработкой сервисов с искусственным интеллектом для пиара и продвижения в медиа.
В каких сферах мы сильнее всего почувствуем изменения?
Первая сфера, где изменения особенно заметны, — это медиа. Вторая — все направления, связанные с взаимодействием «человек-человек». Личное общение становится редким явлением, уступая место цифровым коммуникациям.
Ещё одна крупная отрасль, переживающая значительные трансформации, — это здравоохранение. Мир постепенно переходит от ургентной медицины, то есть неотложной помощи, к предиктивной и диагностической модели. В будущем люди будут лечиться в больницах только в экстренных случаях, коечный фонд сократится, а многие операции будут выполнять роботы.
Эти изменения затрагивают не только профессиональные области, но и повседневную жизнь, вплоть до таких аспектов, как питание и организация досуга. Формируется новый тип человека в психосоциальном смысле — не тот модернистский человек, к которому мы привыкли за последние 300 лет, а совершенно иной, трансгуманный человек будущего.
Хотя стартапов, работающих в этой сфере, пока немного, очевидно, что они будут активно развиваться, адаптируясь к новым реалиям и потребностям общества.
Еще одно серьезное изменение — меняется мобильность. Говорят, что в период пандемии люди разучились путешествовать, но это слишком поверхностный взгляд. На самом деле мы достигли предела скорости перемещения, и оказалось, что оно не так уж необходимо для большинства людей.
В будущем люди будут жить в более ограниченном пространстве, например, преимущественно оставаться в городах, но перемещаться совершенно иначе. Первые «ласточки» уже есть — китайские электрокары, которые не рассчитаны на большие расстояния. Люди их используют, понимая, что не будут ездить далеко.
С чем, на ваш взгляд, связано нежелание ездить дальше пределов своего города, страны?
Люди в целом будут меньше путешествовать. Во-первых, многие впечатления теперь можно получить с помощью технологий дополненной и виртуальной реальности. Во-вторых, многие перестали ездить за границу по экономическим причинам. В результате появился феномен гиперлокального туризма: люди предпочитают не отдаляться более чем на 100–150 километров от места постоянного проживания. Этот тренд уже заметен в Европе и США. При этом глобально трафик пассажирских перевозок растет, но это затухающий рост.
При этом общий объем пассажирских перевозок продолжает расти, но темпы этого роста постепенно замедляются. Если вспомнить историю, автомобилестроение когда-то стало драйвером технической и промышленной революции: сначала в США с компанией Ford, затем в Японии с Toyota, где вокруг производства автомобилей развивалась вся экономика. Сейчас весь мир пронизан автомобилестроением, которое больше не нужно.
Этот переходный момент на рынке требует осмысления. Тренды, связанные со снижением мобильности, меняющимися потребительскими привычками и внедрением новых технологий, требуют не только рефлексии, но и обновленного политического и социального регулирования.
ПОДДЕРЖКА СТАРТАПОВ И РАЗВИТИЕ КОМЬЮНИТИ